На первый взгляд, Катя Трепалина — самая обыкновенная девушка. Когда её видишь на встрече инвалидов, кажется, что она здесь случайно. Может, кого-то сопровождает или просто зашла ненадолго. Она яркая улыбчивая блондинка и рекордсмен России. С тех пор, как в 2015 году Катя лишилась правой ноги, она спортсмен-ампутант.

Мы с Катей встречаемся в одном из кафе, и она начинает рассказывать. Когда она говорит про себя, ей даже невольно начинаешь завидовать. Кажется, что Кате повезло, она нашла себя. А ведь, как ни жестоко это прозвучит, быть такой, какая она есть, ей помог именно протез. После нашего разговора с Катей Трепалиной с ней встретилась наш фотограф Маша Цуман. Её необычные снимки дополнили это интервью.

«Герой своей жизни» — проект благотворительного фонда «ИРИНАС». Многие люди с особенностями развития достигают больших успехов: в творчестве, спорте, учёбе и др. Стойкость и сила духа помогают им двигаться вперёд ради своей главной мечты — полноценной и насыщенной жизни. Мы можем мотивировать каждого на результат, достижение поставленных целей. А самое главное, что, поддержав наших героев, каждый сам может задать вектор на успех в своей жизни! Поделитесь вашей историей, опишите желание или мечту — заполните анкету по ссылке, а мы расскажем о них остальным!

— Для меня спорт — основная работа. У нас есть адаптивная школа, недавно открылась организация ампутантов. С появлением протеза моя жизнь очень изменилось, многое стало проще. Как говорит мой знакомый, тоже ампутант: «Раньше я думал, что протез — дополнение меня, сейчас понимаю, что я — дополнение протеза».

— Получается, что до травмы вы со спортом не дружили?

— В школе, как многие, наверное, играла в баскетбол и в волейбол. Волейболом же продолжала заниматься в университете. А после травмы целых шесть лет у меня вылетело в трубу: восстанавливалась, лечилась, никакой активной деятельности у меня не было. Я училась на физмате в педагогическом университете. Меня, кстати, многие отговаривали туда поступать, даже моя классная руководительница, учитель математики. Она мне говорила: «Не ходи, Кать, там тяжело. Ты уйдёшь после первого курса». Но я не ушла. В школе я не работала — было трудно устроиться, если и предлагали, то мало часов. Четыре или пять часов в неделю — это ни о чём! А после травмы и тем более не могла работать в школе — то лечила ногу, потом на протез встала и окунулась в спорт.

— Расскажите про травму. Как это случилось, что произошло?

— В 2009 году я попала в ДТП. Всё банально. Ехали поздно вечером. Трасса. Фуры. Обгон. В целом, я сама сильно не пострадала, весь удар пришёлся на ногу. Было сдавление конечности, а потом недоглядели врачи. Это было во время новогодних праздников, я попала в травматологию нашей областной больницы. Как раз десять дней выходных, кто-то из медперсонала заглянет: жива, ну и хорошо. И за эти десять дней процесс был запущен. Я лежала с лангеткой, нога под ней почернела. И сразу встал вопрос об ампутации выше колена (сейчас у Екатерины нога ампутирована ниже колена — по голени — прим. ред.). Я боялась и отказывалась, тем более, что хирурги убеждали, что ногу можно спасти. Проблемы были со стопой и голенью, как можно резать по бедру? Меня взял молодой хирург и буквально за два месяца поставил на ноги. Я стала учиться ходить, как маленькие дети, начала с первых шагов. И шесть лет мне пытались сохранить ногу. Но ничего не помогало, постоянно открывались раны. Тогда врач сказал: «Кать, либо соглашайся на ампутацию, либо через два года могут отказать почки из-за интоксикации организма». Конечно, куда деваться…

— Есть пять стадий переживания горя: от отрицания до принятия. Принятие в какой момент наступает?

— У меня всё получилось просто и быстро. Я всегда знала, если мой доктор скажет: только так и никак иначе, я соглашусь. Я сама по себе закрытый человек, а люди начинают тыкать пальцем и говорить о том, о чём не знают, мне это неприятно. Идёшь в той же больнице, окружающие смотрят, смотрят, что аж шея у них вывернется на 360 градусов.

— Но ведь сейчас делают такие протезы, что можно не заметить: есть нога или нет ноги…

— Мне в этом плане повезло, потому что я сразу стала заниматься спортом, а нам помогают с изготовлением нужных протезов. В Москве протезируют, наши лояльно относятся к молодым, понимают, что не только должно быть комфортно, но и красиво. Тем более, если это девушка. Но надевать короткое платье, например, сразу показывать людям, что у меня протез, сложно. Меня протезировали в 2015 году, и в этом же году я поехала на фестиваль инвалидов в Крым. Я смотрю: там люди не стесняются, идут на море, носят шорты. Я подумала: почему нет? Со временем ничего не изменится, нога не отрастёт. Пусть смотрят. Некоторые спрашивали: «Ой, девушка, у вас колено болит?» Я отвечала: «Уже ничего не болит» (улыбается).

— А фантомные боли были?

— До сих пор бывают! У кого-то их нет сразу. А у меня иногда бывает подёргивание, боль, судорога пальцев, которых у меня нет. Иногда очень чешется, хочется стопу почесать. В этом случае просто ногу где-то почешешь, а кажется, что это стопа. Странно устроен мозг!

— Насколько финансово было сложно лечиться, проходить реабилитацию, заказывать протез?

— Сначала мне хорошо помогал университет, нанимали сиделку, нашлись добрые люди. Потом я ездила в Нижний Новгород лечиться по квоте. Не могу сказать, что реабилитация была сильно затратной. Протез нам выдают бесплатно, но на нём ходить не у всех получается. Там и стопа деревянная. На тот момент мне было всё равно, главное, что я хожу. А другие протезы мне сделали потому, что я уже серьёзно занялась спортом. У меня два протеза: один беговой, специальный, дугой сделанный, и обычный, на котором я хожу. Разница у протезов в стопе, которая подбирается под уровень активности человека. Мне сделали стопу, аналогичную настоящей, потому что я много хожу и бегаю. А бывает плоская стопа — для тех, кто мало двигается.

— Чего нельзя делать на протезе? Танцевать, плавать?..

— Делать можно абсолютно всё. Плаваем мы, конечно, без протезов. А те, кто занимается этим серьёзно, заказывают специальные водонепроницаемые протезы. Я и на лыжах катаюсь, и на коньках. Танцевать тоже можно, но есть риск натереть культю. Конечно, многое зависит от того, какой у тебя протез. С ними бывают и казусы. Недавно я ездила в Москву и столкнулась с проблемой в аэропорту. Когда мы проходим через рамки металлоискателя, мы, естественно пищим, в протезах есть металлические детали. Я объяснила сотрудникам, что хожу на протезе. Раньше все проходило нормально: потрогают и отпускают. В этот раз от меня потребовали справку, что мне разрешено носить протез! Это смешно и грустно, одновременно. Таких проблем не было ни в Москве, ни в Сочи, а в нашем Ульяновске они возникли. Почему-то никто не придирается, когда человек проносит в самолет костыли. Но ведь там тоже конструкция металлическая. Ещё была ситуация, когда в аэропорту придрались к тому, что провозили дорогостоящий протез для купания, сделанный из карбона. Якобы не смогли увидеть, есть ли там что-то внутри или нет. Вдруг человек провозит что-то запрещенное! Предложили протез распилить. А он стоит около 600 тысяч рублей! Тогда провозивший человек сказал: «Если вы мне вернёте 600 тысяч, можете хоть при мне его пилить!». Я считаю, что такое вообще не должно происходить.

— Катя, а как для вас всё начиналось? Как вы стали заниматься спортом?

— Сначала я пришла в наше протезное предприятие и там познакомилась с инструктором по ЛФК Алексеем Владимировичем Михалкиным. Он мне сразу рассказал про паралимпийские виды спорта, спросил, не хочу ли я попробовать. Я поняла, что попробовать можно, от меня ничего не убудет (улыбается). Решила заняться в качестве реабилитации. Он расписал мне красивую картину, как можно принимать участие в крупных соревнованиях. Я сначала отнеслась скептически: где я, а где чемпионат России… Но он скоро стал моим тренером, и мы начали заниматься. Толкала ядро, метала диск, мне понравилось.

Мы начали в феврале 2015 года, и уже в июле я поехала на чемпионат России и заняла там два третьих места. Это была эйфория! Там я познакомилась с протезистами из Москвы. Они мне предложили немного переделать протез, чтобы я попробовала пробежать 200 метров. Я удивилась, говорю: «Да вы что, я только ходить начала, а вы хотите, чтобы я бегала»… За шесть лет, что я лечилась, я уже отвыкла и не понимала, как это происходит. Но ничего, попробовала. Первые 200 метров были очень медленные. А протезисты говорят: оформляйте протез через соцзащиту, мы вам его сделаем.

Соревнования дали мне первые деньги. Мне заплатили за призовые места, дали на год стипендию. Стать бронзовым призёром чемпионата России для меня — большая победа. Я добилась того, чтобы мне дали беговой протез. Для этого я ходила по разным инстанциям, даже у губернатора Морозова была, он и выделил деньги на беговой протез. Но я пришла уже с результатами, сказала, что занимаюсь спортом. В январе 2016 года сделали беговой протез. Очень жаль, что я не смогла поехать на соревнования в 2016 году, потому что легла на операцию, а моя конкурентка легко победила. Но в 2017 году я поехала на соревнования, заняла первое место и стала чемпионкой России. Поставила новый рекорд. На сегодняшний день на дистанциях 60, 100, 200 и 400 метров учитываются мои результаты.

В Ульяновской области хорошо развивается адаптивный спорт. Наша баскетбольная команда стала пятой по стране, это достаточно высокий результат. Впереди только Москва, Казань, Питер и Тюмень. У нас в лёгкой атлетике много опорников-ампутантов. Например, Никита Котуков стал четвёртым на чемпионате мира, отобрался на паралимпийские игры в Токио, они пройдут в этом году. Есть ребята с ДЦП, они тоже бегают и показывают хорошие результаты. Есть ампутант на протезе ноги, Максим Шатунов, у него бедро. Хорошие результаты показывают глухонемые спортсмены. Но их сравнивать с нами сложно. Я их никогда не отношу к нашей категории. Я даже тех, у кого ампутированы руки, не могу с нами сравнивать. Иногда я думаю, что легче тем, у кого травма с детства, они же не знают, как это — быть здоровым… Жалко, что на паралимпиаду мы в этом году, возможно, не попадём.

— Как по-вашему, справедливо ли то, что нашу сборную постоянно отстраняют от соревнований?

— Это же политика! Просто они нашли на ком отыгрываться. Я так думаю. Люди трудятся годами, идут к мечте, а им это запрещают. Один раз не поехали, второй раз не поехали, а в третий уже и не хочется — руки опускаются. Люди восемь лет тренируются, идут к этому — и никак. Спорят, под каким флагом нам выступать. Кто-то говорит, что не нужно под нейтральным флагом. Лично я буду согласна под нейтральным флагом выступить, потому что это условность. Я-то буду знать, что за Россию выступаю. Наверное, нас все боятся (улыбается). Нам главное — продолжать тренироваться.

— Кать, расскажите, как вы с мужем Виктором познакомились (муж Кати — тоже спортсмен-паралимпиец — прим. ред.).

— Мы познакомились в Крыму в 2015 году. Мы туда поехали большой делегацией, я в ней всех знала, кроме него. Я, честно, не сразу обратила на него внимание. Тем более, как говорили, он тогда был несвободен, у него должна была быть свадьба. Он носил кольцо. У меня никакой мысли о том, что мы можем быть вместе, не было. Сложно представить, как живёт человек, прикованный к коляске, как с ним в быту. А потом, когда мы уже вернулись в Ульяновск, стали много общаться, он мне помогал, у нас сложились дружеские отношения. Мы общались, а его подружка писала мне всякие гадости… Но это нам не помешало, мы стали вместе жить. И вскоре нам предложили поучаствовать в проекте «Свадьба в подарок» — и мы согласились.

— Подтвердились ли опасения, что с колясочником очень сложно в быту?

— Сейчас я Виктора не считаю колясочником. Иногда мне не хочется, например, идти в магазин, он берёт рюкзак и сам идёт. Без проблем. Если нужно что-то большое перевезти или много всего, можно обратиться к родным и друзьям, которые всегда готовы помочь. Но мы стараемся сами обходиться. Дома Виктор убирается. Я прихожу с тренировки — у меня дома чистота!

— Квартиру вам приходилось перестраивать для того, чтобы проходила коляска?

— Мы недавно купили квартиру. Она на первом этаже, везде можно проехать на коляске. Правда, нам её пришлось поменять и купить узкую. Единственное, куда он не может заехать, — на балкон. Но без этого можно прожить! Для того чтобы зайти в подъезд, есть пандус, но Витя им не пользуется — он поднимается по лестнице. Не знаю, как будет через 20 лет…

— Это, конечно, уникальный случай, когда человек сам справляется, без сопровождающего. Мои знакомые колясочники рассказывали, насколько им сложно передвигаться по Ульяновску…

— Травмы у всех разные, и ситуации разные. И девушкам, конечно, сложнее. А у Вити одна нога рабочая, он спокойно может на неё опираться. Он и машину водит. Но ходить, как я, на протезе, ему не разрешили. Врачи сказали: «С твоим диагнозом ты немного походишь, а потом будешь лежать, как овощ». Конечно, он выбрал коляску. На ней он уже привык передвигаться.

— Насколько вам сложно платить ипотеку за квартиру?

— Мы с мужем платим всё сами. Официально Витя нигде не работает, я получаю стипендию, плюс пенсия. Бывают сложности, выплаты задерживают, но мы справляемся. Льгот у нас никаких нет, платим на общих основаниях. Сначала хотели идти как молодая семья, там 8,5%… Мы подавали документы, Витя был главным заёмщиком, а он по возрасту уже не попадает, ему 37 лет. Ему одобрили ипотеку под 9,5%, потому что инвалидов у нас не страхуют. Если бы он не был инвалидом, один процент бы сняли, но ему добавили… У нас суммы для первоначального взноса немного не хватало, поэтому мы взяли в созаёмщики папу Вити, а он пенсионер. Как выяснилось, пенсионеров тоже не страхуют, и нам добавили ещё один процент… Ничего, главное, у нас теперь большая квартира. До этого у меня была однушка, и всю жизнь там бы прожить не хотелось. Нам нужна была трёхкомнатная квартира — чтобы у Вити была комната, где он бы мог отдохнуть, и мы думаем о детях…

— Получается у вас где-то путешествовать вместе?

— Куда-то далеко ехать проблематично. Но мы часто ездим к моему брату в Москву. Я не могу сказать, что там инвалидам проще, чем здесь. Отношение такое же. Я уверена, что менять это отношение нужно, начиная с верхов. Например, власти требуют от бизнеса ставить пандусы. И те делают всё для галочки — по таким пандусам колясочники без помощи подняться не могут! В Москве мы как-то решили поехать на метро, я, Витя и наш друг на протезе ноги, как и я. Мы спустились на лифте — такие условия были на одной станции метро, всё. На остальных — эскалаторы или лестницы. Мы с Андреем Витю таскали.

В России отношение к инвалидам, как мне кажется, очень отличается от того, что есть на западе. Там люди ходят открыто, свободно. Здесь у нас стараются всё скорее прикрыть, чтобы ничего люди не подумали… Мне очень не нравится, что у нас родители так настраивают детей. Мы один раз шли с Витей, дети показывают на него и кричат: «Мама, монстр, монстр!». А мама при этом никак не реагирует, ничего им не говорит. Ты просто попробуй объяснить ребёнку, что бывают травмы, когда человек не может ходить, а передвигается на коляске. Никто от этого не застрахован, в конце концов.

— А можно каким-то образом изменить такое отношение?

— Надо детям показывать всё на примерах, проводить общественные мероприятия, приглашать инвалидов, чтобы они рассказывали о себе. Дети смогут потрогать протезы, посмотреть коляски. Им же интересно! Лучше спрашивать и показывать, чем просить отвернуться и не смотреть. У меня племянник учится в третьем классе, у них есть мальчик на протезе голени. Он делает всё, что и другие, даже ходит на физкультуру на общих основаниях! И одноклассники к нему нормально относятся. И учителя относятся как к обычному ученику.

— Часто ведь бывает так, что человек после травмы замыкается в себе, не хочет выходить из дома… Почему так происходит?

— Это происходит потому, что кажется: люди тебя не воспримут теперь. Представьте, лет до 20 человек ходил и вдруг перестал. Был у нас такой мальчик, он как-то пошёл в гараж, заснул там, замёрз, и ему ампутировали две ноги по голени. После ампутации он проснулся без ног, всё, для него это катастрофа. Он замкнулся, ни с кем не разговаривал, ничего не хотел. Была серьёзная психологическая травма. Мы к нему пришли домой, стали рассказывать про себя, объяснили, что чувствовали то же самое… Дали ему понять, что он не один, что таких много. Он потихоньку начал выходить, и сейчас стал чувствовать себя нормально.

Я считаю, если человек себя любит, он полюбит себя и таким. Если же он очень зависим от общественного мнения, я не знаю, как с этим быть. Говори — не говори, не поможет. Надо уметь договариваться с самим собой. Главное в этом случае — не относиться к себе как к инвалиду, не жалеть себя. Это такой жизненный этап, который нужно пройти.

Мне бы хотелось работать, например, со школьниками. Просто приходить и рассказывать о своём опыте. Может быть, кому-то это поможет, а другим, возможно, не понравится. Если бы мне кто-то такой вариант предложил, я бы согласилась. А сама почему-то не могу организовать. Мне кажется, что я навязываюсь, что ли… И потом, если я, к примеру, решу прийти в детский сад, я не знаю, как на это отреагируют родители детей. Может, они попросят не травмировать их.

— О чём вы мечтаете?

— Хочется попасть на паралимпийские игры, но будут сложности, я понимаю. Просто отобраться туда — уже будет маленькая победа для меня. В этом году я уже не попадаю, только через четыре года. 3 марта у нас Кубок России, летом — Чемпионат России. В этом году европейские соревнования. Как будут отбирать, нужны допинг-пробы, мы пока не знаем. Может быть, на Кубке России будет отбор или можно будет поехать от региона. Всё зависит от тех условий, которые нам предложат.

Конечно, хочется и женского счастья, детишек.

— Не будете ли той мамой, которая относится к ребёнку с гиперопекой, пытаясь оградить его от всех сложностей?

— Пока не знаю, но скорее всего. У меня есть маленькая племянница. Когда я вижу, как она падает, я бегу к ней, стараясь сразу от всего защитить. И я, наверное, буду так же вести себя со своими детьми… Мне нравится один фильм про девушку, которая во всём искала положительные моменты. И я так же начала жить: ну нет у меня ноги, и хорошо. Пока у меня была нога и она сильно болела, я многого не могла — ходить в бассейн или на каток, кататься на лыжах. Сейчас моя жизнь изменилась — я нашла то, чего у меня не было раньше. Одним словом, нужно найти такой плюс, чтобы он перекрыл все минусы.

Деятельность фонда «ИРИНАС» возможна только благодаря пожертвованиям людей и компаний.

Мы соединяем тех, кто может помочь, и тех, кто остро нуждается в
материальной поддержке для лечения.